Итак, почему хороший секс так часто исчезает, даже у тех пар, которые продолжают любить друг друга на протяжении многих лет? И почему хорошая близость не гарантирует хорошего секса, вопреки распространённому мнению? Или следующий вопрос: можем ли мы хотеть то, что уже у нас есть? Вопрос на миллион долларов, не так ли? Почему всё запрещённое усиливает влечение? Что это за грех, который так сильно разжигает огонь страсти? И если от секса получаются дети, то почему они означают эротическую катастрофу для семейной пары? Дети — это словно роковой удар по нашей страсти, не так ли? Что вы чувствуете, когда любите? И что вы чувствуете, когда хотите кого-то? Отличаются ли эти чувства?
Вот некоторые из вопросов, являющиеся предметом моего исследования природы эротического желания и сопутствующих ему проблемах современной любви.Путешествуя по земному шару, я заметила, что в тех странах, где романтизм оставил свой след, произошёл кризис желания. Кризис желания, как обладания и потребности в ком-то, желания, которое выражало бы нашу индивидуальность, свободу выбора, предпочтений, свободу личности, желания, которое стало основным понятием современной любви и индивидуалистического общества.
Вы знаете, что первый раз за всю историю человечества мы пытаемся испытывать сексуальное влечение в долгосрочной перспективе, не потому что хотим 14 детей,ведь для этого нам нужно хотеть друг друга ещё сильнее, поскольку многие из них просто не выживут, и не потому, что это исключительно женский супружеский долг.Это первый раз, когда мы хотим секса в течение длительного времени, хотим наслаждения и близости, которые берут своё начало в желании.
Итак, что поддерживает желание, и почему это так сложно? Я думаю, что в основе поддерживающегося желания в серьёзных отношениях лежит согласование двух фундаментальных человеческих потребностей. С одной стороны, это наша потребность в безопасности, предсказуемости, в защите, надёжности, доверии, в постоянстве —всё это — наш якорь, наш жизненный опыт, который мы зовём домом. Но также у всех нас, мужчин и женщин, есть одинаково сильная потребность в приключениях, новизне, тайне, риске, в опасности, в неизведанном, неожиданном, удивительном, в путешествиях, странствиях. Думаю, вы улавливаете суть. До сегодняшнего дня согласование нашей потребности в безопасности и нашей потребности в приключениях в отношениях с одним и тем же человеком, или как нам сейчас нравится называть это страстным браком, было само по себе противоречиво. Брак считался экономическим институтом, который обеспечивал вас партнёрством для жизни с целью воспитания детей и повышения социального статуса, и преемственности, и дружеского общения.Но сейчас мы хотим, чтобы наряду со всем перечисленным наш партнёр был нашим лучшим другом, доверенным лицом, а заодно и страстным любовником, и живём мы при этом в два раза дольше. (Смех) Мы приходим к одному человеку и просим его дать нам то, что когда-то обеспечивала целая деревня: собственность, индивидуальность, целостность, но в то же время и нечто необычное, тайну, благоговение, и всё это в одном. Мне нужен комфорт, но мне нужны рамки. Мне нужна новизна, но мне нужны и близкие отношения. Мне нужна предсказуемость, но и сюрпризы мне тоже нужны. И мы принимаем это за должное и считаем игрушки для взрослых и нижнее бельё ключом к спасению. (Аплодисменты)
Теперь самое время перейти к экзистенциальной сущности вопроса? Я думаю, в некотором смысле, и я ещё вернусь к этому, кризис желания часто является кризисом воображения.
Почему же хороший секс так часто исчезает? Есть ли взаимосвязь между любовью и страстью? Как они связаны? Как они друг другу противоречат? В этом и заключается тайна эротики.
Глагол, который лично у меня ассоциируется с любовью — «иметь». Глагол, который ассоциируется с желанием — «хотеть». Когда мы любим, мы хотим иметь, мы хотим знать своего возлюбленного. Мы хотим свести к минимуму дистанцию. Мы хотим сократить этот разрыв. Мы хотим снять напряжение. Мы хотим близости. Но когда мы желаем кого-то, мы, как правило, не хотим возвращаться к тому, что уже попробовали.Нас не интересует нечто предрешённое, известное заранее. Когда мы желаем, мы хотим Другого, кого-то по ту сторону, к кому мы можем пойти, провести время с этим человеком, посмотреть, что происходит в его «квартале красных фонарей». Когда мы желаем, мы хотим перейти некий мост. Или, как я иногда говорю, огню нужен воздух.Желанию требуется пространство. Сказанное часто звучит довольно абстрактно.
Но затем я задалась вопросом. Я посетила более 20 стран за последние несколько лет, со своей работой «Спаривание в неволе», и я спрашивала людей, «В какой момент вы чувствовали, что вас наиболее сильно влечёт к партнёру? Не сексуально, а просто влечёт». Вне зависимости от культуры, религии, пола, за исключением одного, некоторые ответы просто повторялись.
Первая группа ответила так: «Меня больше всего тянет к ней, когда она далеко, когда мы не вместе, когда мы затем встречаемся снова. Когда я связываюсь с ней через некоторое время, я могу представить себя со своим партнёром. Когда в моём воображении я вижу нас вместе, я могу подкрепить его тоской по моей отсутствующей второй половине. Это и есть основной компонент желания». Ответы второй группы были ещё интереснее: «Меня больше всего влечёт к партнёру, когда я вижу его в студии, когда она блистает на сцене, когда он находится в своей стихии, когда она занимается любимым делом, когда я вижу его на вечеринке и к нему влечёт других людей, когда я вижу её в центре внимания. Когда я смотрю на своего партнёра, сияющего и уверенного в себе, возможно, это сильнее всего возбуждает меня.Ослепительный, не нуждающийся ни в чьей поддержке. Я смотрю на этого человека». Люди редко говорят о желании, когда сливаются в одно целое, находясь в пяти сантиметрах друг от друга. Я не знаю, сколько это будет в дюймах. Мы также редко говорим о страсти, когда другой человек так далеко от тебя, что ты его уже не видишь.«Желание возникает, когда я смотрю на своего партнёра с удобного расстояния, на котором этот человек, так хорошо мне знакомый, моментально становится кем-то загадочным, неуловимым. И в этом пространстве между мной и другим человеком образуется эротический импульс, страстное влечение к партнёру». Поскольку иногда, как говорит Пруст, познание тайны не состоит не в том, чтобы посетить неведомые страны, а в том, чтобы смотреть на мир глазами другого человека. «Таким образом, когда я вижу своего партнёра самостоятельным, целиком погружённого в любимое дело, я смотрю на этого человека и моментально меняю своё восприятие, и я остаюсь открытым для загадок, которые живут рядом со мной».
Кроме того, что более важно, в этом описании другого человека или себя — это одно и то же — самое интересное состоит в том, что при этом никто не нуждается в страсти.Никто ни в ком не нуждается. При желании не возникает заботы. Забота — это чрезвычайно сильная любовь. Это мощный анти-афродизиак. Мне, наверное, ещё предстоит увидеть людей, которых возбуждает кто-то, кто в них нуждается. Хотеть кого-то — это одно. Потребность в этом человеке просто выключает желание.Женщины знали это всегда, поскольку что-либо, вызывающее родительские чувства,обычно уменьшает эротический заряд. По понятным причинам, не так ли?
Ответы третьей группы были примерно такими: «Когда я удивлена, когда мы вместе смеёмся над шуткой, которую кто-то рассказал мне сегодня в офисе, когда он в своём смокинге, то я пошутила, это может быть или смокинг, или ковбойские сапоги». Но в основном желание возникает, когда появляется чувство новизны. Новизна — это не новые позы, и не набор методов соблазнения. Новизна состоит в том, что вы открываете другую часть себя.
